Тёплые кончики пальцев легли ей на плечи. Медленно, гладящими движениями спустились вниз до локтей, словно распушая невидимые крылья.

— Летите.

Кира нерешительно сделала полшага вперёд. Такой высокий обрыв. а она совершенно не умела летать.

Но её Тёмный Лорд поймает её, она знала. Всегда. Что бы ни случилось.

Она порывисто обернулась к нему. Стоящему на летней траве в светлой рубашке с расстёгнутыми пуговицами, в лёгких брюках и босиком. Легко улыбающемуся. Ветер трепал ткань рубашки, глаза профессора были чуть прищурены, и сейчас он скорее напоминал удачливого пирата, чем аристократа и лорда-ректора Академии.

— Может быть, в другой раз? — Её голос едва уловимо дрогнул. — Право, вы ещё не оправились от схватки с вашим отцом. Мне кажется, вам лучше бы.

— Ценю ваше стремление уложить меня в постель, мисс Риаз, но отложим ваши непристойные поползновения до вечера. Будьте послушной девочкой.

Его тёплые ладони обхватили её тонкую талию, разворачивая обратно, и Кира прикрыла глаза, с наслаждением принимая его прикосновения. Его руки, спустившись ниже на ягодицы, погладили её аппетитные округлости и прошлись вниз до бёдер. Вернулись к ягодицам, гладя их снова. Кире очень хотелось повернуться и начать расстёгивать его рубашку, но она не смела, зная, что, пока её ждал полёт, это было не позволено.

Первый полёт. Сердце будущей Киры зашлось в ужасе.

— Всё ещё страшно? — негромко спросил его голос сзади.

Она, помедлив, кивнула.

— Тогда…

Кира почувствовала сложное плетение магических формул. Потоки силы, руны. Он управлял воздухом. Тратил чёртову уйму сил. для чего?

Она поняла в следующую секунду. И обмерла.

Алые бумажные фонарики поднимались в воздух за её спиной, летели вперёд и вверх, окружая её. Десятки, сотни. Горящие неярким пламенем, взлетающие в небо, мерцающие, как звёзды.

— Я решил, — по-прежнему негромко сказал профессор, — что вам понадобится напоминание.

— Да, — прошептала Кира. У неё не было слов.

— Хотите взлететь вслед за ними?

Она молча кивнула.

— Тогда идите ко мне.

Кира подчинилась. Под его точными направляющими движениями она вытянулась в струну, привстала, раскидывая руки, ощутила едва заметный толчок.

— Небо — лишь продолжение вашего тела, мисс Риаз, — проговорил он ей в ухо. — Ну же. Дерзайте.

И они взлетели. Вдвоём.

Голова у Киры закружилась. Она летела, её руки стали крыльями, и то, что сейчас их поддерживали руки её спутника, ничего не меняло. Далеко внутри было закатное море, по скалам хлестала пена, а она — она была птицей в небесах, и ничто не имело значения.

— Здорово! — закричала она.

Его руки обхватили её запястья крепче, потом ослабили хватку, позволяя ей управлять самой. Кира не чувствовала своего тела: оно было лёгким, невесомым, неощутимым, неосязаемым.

Лететь вдруг стало куда труднее. Она качнула руками, выравнивая курс. Ветер бил в лицо, закладывал уши, мешая говорить. Поэтому Кира набрала воздуха в лёгкие, чтобы снова закричать, обернулась — и кувырком полетела вниз, осознав, что никто её больше не поддерживает. Она парила в воздухе одна.

Переворачиваясь, Кира беспомощно бултыхалась в воздухе, едва способная не падать. Амулет давал ей неизмеримые силы, она не чувствовала, что её магия иссякает: кажется, она могла бы летать так ещё несколько минут по меньшей мере. Но она была одна, совершенно одна в небе, а профессор Деннет…

Кира задрала голову, выглядывая его.

— Меня ищете?

Она не успела повернуться, как оказалась в его объятьях.

— И как вам понравился первый полёт?

— Потрясающе, — прошептала она ему в грудь. — И страшно.

— С первой попытки получается почти у всех, особенно с чужой помощью. — Он улыбался.

— Совершенно забыл вам сказать.

Кира возмущённо охнула.

— И вы меня бросили одну в небе! Как вы могли меня бросить?

— Бросил? Бросил такой ценный амулет, чтобы в случае чего потом полчаса вылавливать его из волн? Полно, мисс Риаз. Я следил за вами каждую секунду.

В его голосе слышался сдержанный смех, и Кира не сдержала улыбки.

— Я когда-то мечтал, что за мной в Серый Дом приедет мать, — тихо сказал он. — Вернётся и заберёт меня к себе. Потом я понял, конечно, что не должен никому рассказывать о своём человеческом происхождении. Но даже тогда я знал, что мой отец никогда не научит меня летать.

Кира вздрогнула.

Его отец.

— Как глупо он поступил, что не взял вас и не вырастил из вас наследника, — тихо сказала Кира. — Он мог бы вас усыновить, мог бы попросить прощения, мог бы.

— Но не стал. Им управлял страх, возможно. А может быть, он просто не понимал, зачем это нужно.

Они висели в небе обнявшись, и над ними уплывали вдаль огненные алые фонарики. Солнце зашло, и звёзды одна за одной появлялись в потемневшем небе.

— Я люблю вас, — прошептала Кира.

— И у вас есть всё, что вам нужно?

— Море, звёзды и ваше сердце, — просто сказала она. — Чего ещё я могу хотеть?

Профессор провёл рукой по её щеке.

— Маленький дом на берегу моря, куда мы могли бы приезжать, например?

— Бунгало, — мечтательно сказала Кира. — С прозрачными стенами, раздвижными дверями, выходящими прямо к морю, и никого вокруг. Только вы, я, свежее манго и белоснежные простыни.

— Перепачканные свежим манго, очевидно.

Кира фыркнула.

— Иногда вы относитесь ко мне как к ребёнку.

— Никогда. — Он взял её лицо в ладони, и Кира вдруг ощутила, что снова парит в воздухе самостоятельно — и в этот раз ей даже это удаётся. — Вы красивая, соблазнительная, сексуальная женщина. Моя женщина. Которая достойна…

— Носить ваш ошейник и, может быть, даже наручники?

Профессор тихо засмеялся.

— Бинго. Один-один, мисс Риаз: вы становитесь всё язвительнее. Уверен, я достойно отомщу вам этой ночью.

А потом он поцеловал её. В воздухе, вися над морем. Его губы накрыли её, и горячий, жадный поцелуй заставил её обнять его, а его — притянуть её обнажённое тело ближе. Она ощутила бедром его возбуждение, прижалась к нему и, открываясь страсти, ощутила, как её тело наливается тяжестью.

— Отдайтесь мне, — прошептал он. — Отпустите себя. Доверьтесь моим рукам.

И она доверилась ему, отпуская себя на волю.

Они пролетели над самой кромкой волн, брызги пены обожгли её обнажённую кожу. Профессор с Кирой опустились на песок. Тот был влажным и холодным, но согревающие чары тут же обняли Киру, и она почувствовала, как разгорается на груди амулет.

— Мне так хорошо, — проговорила она.

Тёплая ладонь легла на низ живота.

— Неудивительно.

Кира невольно раскрыла колени перед ним, сидя на песке. Коснулась ладонями его плеч.

— Я так боялась, что вы умрёте, — произнесла она. — Сколько вам давал ваш отец? Едва ли больше.

Он накрыл пальцем её губы.

— Тише. Не стоит возвращаться в прошлое, мисс Риаз, оно мертво. Впереди сияющее будущее и почти наверняка — ужин. Впрочем, зачем мне дожидаться десерта? — Его ладонь властно легла ей на ключицы и нажала, заставляя Киру лечь на спину. — После сеанса левитации вы просто обязаны излучать магию.

На губах Тёмного Лорда появилась хищная улыбка.

— А значит, будете особенно вкусной.

Сердце Киры затрепетало. Он собирался…

Он не дал ей закончить эту мысль. Просто накрыл её глаза рукой и поцеловал в губы.

В темноте все ощущения мгновенно стали в три раза острее. Его губы, спускающиеся всё ниже, горячие, желающие её. Её острые розовые соски, твёрдые от желания, её грудь, вздымающаяся и опускающаяся, её хриплое дыхание, напрягшийся низ его живота.

И, наконец, его рот — уже там, на ней, в ней, в самой её сокровенной глубине. Там, где она ждала его больше всего.

Сладкая судорога пронзила её тело, и Кира со стоном прикрыла глаза — теперь уже сама, без его ладони, погружающей её во тьму. Перед её мысленным взором проносились горячие сцены, наполненные жарким шёпотом, страстью и властной нежностью. Сцены, которые Кира из настоящего не видела никогда. Её сердце замерло, когда она увидела себя в открытом купальнике рядом с ним на белоснежной яхте, сдающейся под его ласками; в тесной примерочной кабинке, стоя на цыпочках на горе кружевного белья и изо всех сил стараясь не кричать; прижатая ночью лицом к кирпичной стене, усеянной граффити, с задранной юбкой, и его хриплое дыхание на дрожащей мочке уха. Она была его, она принадлежала своему Тёмному Лорду в десятках ролей и лиц, и он наслаждался каждым их разом вместе, словно тот мог стать последним.